Недавний случай в российской судебной практике подтверждает, что даже сделки, заключенные много лет назад, могут оказаться под угрозой во время банкротства. Непредвиденно уязвимыми становятся даже дарственные акции, как это произошло с женщиной, подарившей долю квартиры своей сестре.
Задуманный дар или попытка уклонения?
В 2013 году гражданка Б. унаследовала долю в квартире в Москве. Всего через месяц она решила подарить этот актив своей двоюродной сестре. Однако в 2020 году, накопив значительные долг по кредитам, гражданка Б. подала на банкротство, что и привлекло внимание финансового управляющего.
Он заметил дарственную сделку, которая произошла семь лет назад, и усомнился в ее законности. Управляющий предположил, что Б. заранее планировала свои финансовые проблемы, стремясь защитить имущество от требований кредиторов. Основная задача - попытаться отменить дарение и вернуть долю в квартиру, которая затем могла быть продана на торгах для погашения долгов.
Судебные разбирательства
Финансовый управляющий аргументировал свою позицию тем, что сделка была мнимой, и что Б. продолжала фактически использовать долю в квартире. Однако судебные инстанции первой и апелляционной приставили к этому аргументы, отметив, что Б. имела задолженность перед банками еще до получения наследства, поэтому кредиторы не могли надеяться на удовлетворение своих требований за счет этого имущества.
К тому же было установлено, что двоюродная сестра действительно использовала квартиру, оплачивала коммунальные услуги и налоги. Тем не менее, кассация вызвала сомнения и направила дело на новое рассмотрение, но впоследствии оно оказалось в руках Верховного суда.
Решение Верховного суда
Верховный суд установил, что управляющий не смог доказать мнимость сделки. Двоюродная сестра пользователя действительно несла все расходы, а родственная связь не указывает на осознанное укрытие имущества от кредиторов. В итоге Верховный суд отменил решение кассации, оставив в силе выводы предыдущих инстанций. Сделка дарения была признана законной и действительной, подтверждая, что родственные связи нельзя воспринимать как доказательство недобросовестных намерений.
